Ирие судорожно, почти нервно мнет край беспечно распахнутого пиджака, ежась и изредка вздрагивая от ночной, такой непривычной после душных классных комнат, прохлады. Он бредет по возможности скоро, изредка хлопает по карманам в поисках ключей, удовлетворяясь одной лишь мыслью, что на сей раз в спешке утра не позабыл о них, о чем ему возвещает легкий металлический перезвон.
Шоичи поправляет спадающие при ходьбе очки необдуманно, отточенным движением возвращая их на место, время от времени жмурится так, что слезятся глаза, должно быть, от перенапряжения, а после ещё долго не может разобрать очертания дороги из-за не к месту расфокусированного зрения. На асфальте - сплошные мутные пятна с резкими бликами от горящих за окнами огней, и иной раз рыжий чудом не спотыкается об уже хорошо знакомый выступ. Возможно, этот день не так плох, - сказал бы он, добравшись до родного дома, но Судьба не хуже подростков любит отравлять жизнь тихоням, лелеющим шанс на спокойный вечерок вдали от городской суеты с бумажным стаканчиком растворимого кофе и в обнимку со стопкой сваленных вместе чертежей да конспектов. Возможно, мы немного утрируем ситуацию, и наш герой отличился бы, выбрав между зубрежкой на следующий день и здоровым сном второе, но не был бы Ирие Шоичи собой, не загнав себя предварительно до полуобморочного состояния, когда сознание пытается принципиально отключиться, не взирая на вялое сопротивление самого мальчика.
В мигающем свете фонаря Ирие не замечает группку яростно гогочущих ребят, являющих собой своеобразный образчик будущих не то преступников, не то политиков, ибо в столь юном возрасте не определить с точностью, он растерянно моргает, когда ему преграждают дорогу, отчего-то позабыв, что в подобных ситуациях надо бежать в противоположном направлении от злобных оскалов и чересчур демонстративного недружелюбия.
- Эй, пацан, - в лучших традициях отвязных хулиганов один из разношерстной банды, якобы главный, а может и в действительности являющийся таковым, тычет в грудь Шоичи пальцем, ухмыляется широко-широко, когда тот непроизвольно делает шаг назад, и уже совсем не двусмысленно хватает рыжего за ворот, отрезая последний путь к отступлению, - тебе помочь?
За его спиной раздается нестройный смех. Шоичи страшно, пульс бешено бьется где-то у самого горла, сглотнуть комок получается с трудом. Он кусает губу изнутри, беспомощно смотрит то на стоящего прямо перед ним долговязого, то на перекошенные от предвкушения забавы лица подростков, и надежда на мирную концовку в нем стремительно умирает.
Мальчик ещё пытается отстоять свой портфель, но его отбирают с завидным проворством, выворачивают содержимое на дорогу, не забыв пройтись по исписанным листкам и тетрадям пару-тройку раз, отчего те приняли весьма плачевный и едва ли поддающийся восстановлению вид. Наверняка Ирие было бы обидно, если бы в тот же самый момент его самого с силой не вдавили в стену. Он вскрикивает особенно жалобно от боли, когда подобную процедуру повторяют снова и снова, силится вырваться, но удар затылком о каменную поверхность сводит все его жалкие попытки освободиться на категоричное "нет". Из случайно надкушенной губы тонкой струйкой течет кровь, капает с подбородка прямо на чистенькую футболку и чужие пальцы, крепко вцепившиеся в ткань.
Шоичи плохо, но сознание не стремится его покинуть. Наверняка из вредности, или день сегодня столь "удачный"?
Мальчишке не до мыслей, голова будто набита ватой, но отчего-то невообразимо тяжелая, даже держать её трудно и тягостно, потому вскоре подбородок безвольно утыкается в грудь. Дыхание рваное и частое, и сил да воли хватает исключительно на тихие всхлипы, когда чья-то ладонь бьет по щеке. Он ничего не сделал этим людям, но они так рьяно его ненавидят, что впору задуматься, не подводит ли его доселе безукоризненная память.

Голова Шоичи гудит от совсем неразборчивых, но невообразимо громких голосов, кружится так, что когда рука, доселе сжимающая ворот футболки, неожиданно пропадает, мальчишка не может устоять на ослабевших ногах и, лишившись хотя бы сомнительной поддержки, сползает вниз, безнадежно пачкая уже и без того пострадавшую за вечер форму. Он с силой давит пальцами на виски в тщетной надежде унять ноющую назойливую боль, смотрит в одну точку и, как ему кажется, чересчур шумно и быстро дышит, пусть этим только усугубляется его состояние, а сердце бьется так, что становится невообразимо страшно: вдруг не выдержит и попросту разорвется.
Ирие в ужасе жмется к стенке, когда обретает способность более-менее различать лица его окружающих. Он не понимает, откуда взялся этот парень, явно стремящийся на тот свет, ибо ни один здравомыслящий человек не выйдет в одиночку против банды отпетых хулиганов. Рыжему кажется, что он бы ни при каких обстоятельствах так не поступил, но как попавший в практически безвыходное положение, уж точно не собирался читать морали, как загнанный зверь ухватился за последнюю соломинку, практически решился на решающий шаг, но медлил, не зная, будет ли от этого какая-то польза.
Шоичи не смущает и не коробит обращение, демонстративно пренебрежительное отношение со стороны своего случайного спасителя. Привыкший не строить воздушные замки относительно суровой действительности и себя самого, сейчас он куда больше переживал за уж очень крохотный шанс на победу. Разум упрямо твердил, что невозможно это, вот так взять и побить целую банду хулиганов, но сам мальчик польстился на крохотный лучик надежды, предприняв совершенно не нужную по мнению той самой составляющей, что отвечает за самосохранение, попытку облагоразумить патлатого. И совесть, что не хуже голодного лисенка грызла с упоением и знанием дела, сыграла здесь не последнюю роль.
- Что ты делаешь? Их же много, - а голос в противовес сомнениям твердый, изумительно восклицающий, одними лишь интонациями передающий больше информации, чем слова. Ирие хочет для пущего эффекта помотать рыжей головой, но понимает, что это далеко не самая лучшая идея, и только прижимает острые коленки к груди в попытке держаться как можно дальше от улюлюкающей и мерзко хихикающей толпы. Эти подонки знали, на чьей стороне перевес, они подходили неспешно, окружая, давя на и без того расшатанные нервы Шоичи, который, будь его воля, провалился сквозь землю, лишь бы не видеть уж чересчур довольные физиономии.
Героизм нынче не в моде, а бить слабого - абсолютно нормальное явление, Ирие сам виноват, что все так сложилось, но вмешивать в это дело постороннего - все равно что отправить новичка на верную смерть. Мальчик ещё мал, чтобы уметь совершить подобное без особого морального урона, взрослые вообще в подобных вопросах куда практичнее.